– Макар, проводишь Алису к дежурному.

– Угу, – буркнул пацан, с интересом разглядывая меня. Хороший, незакомплексованный мальчик. Видит красивую девушку и не стесняется проявить свой интерес. Далеко пойдет…

Мы вышли из домика охранников, прошли мимо длинного ряда стендов с распорядками дня, объявлениями о каких-то мероприятиях, детскими стенгазетами… как давно я не видела стенгазет! Двинулись по скупо освещенной аллее, причем я поймала себя на том, что непроизвольно ищу по сторонам гипсовые статуи горнистов и прочих девочек с веслом. Впрочем, таковых не нашлось.

– Вы новая вожатая? – спросил мальчик.

– Да.

– Макар. – Он с достоинством протянул мне руку.

– Алиса. – Я обменялась с ним рукопожатием, с трудом удерживаясь от улыбки.

Разница в возрасте у нас с ним – лет десять, ну, может, двенадцать. А даже по именам видно, как все изменилось. Куда исчезли кэрролловские и булычевские Алисы? Ушли вслед за гипсовыми горнистами, пионерскими знаменами, утраченными иллюзиями и несбывшимися мечтами. Стройными колоннами ушли, под веселую задорную песню… Девочка, сыгравшая когда-то Алису в телефильме и влюбившая в себя всех мальчишек страны, теперь мирно трудится биологом, с улыбкой вспоминая свой романтический образ.

Пришли другие. Макары, Иваны, Егоры, Маши… Неизменный закон природы – чем хуже живет страна, чем в большую грязь ее втаптывают, тем сильнее тяга к корням. К старым именам, к старым порядкам, к старым ритуалам. Нет, они ничем не хуже, Макары и Иваны. Наоборот, наверное. Серьезнее, целеустремленнее, не связаны идеологией и показушным единством. Они куда ближе к нам, Темным, чем те Алисы, Сережи, Славы…

И все-таки немножко обидно. То ли за то, что мы не были такими, то ли за то, что они такими стали.

– Вы к нам временно? – все так же серьезно осведомился мальчик.

– Да. Моя подруга заболела, я ее буду подменять. Но на следующий год попробую приехать снова.

Макар кивнул:

– Приезжайте, у нас тут хорошо. Я на следующий год тоже приеду. Мне уже будет пятнадцать лет.

То ли мне показалось, то ли в глазах у этого чертенка и впрямь мелькнул огонек.

– А после пятнадцати?

Он покачал головой. С явным сожалением сказал:

– Только до шестнадцати можно. Впрочем, я собираюсь в шестнадцать уезжать на учебу в Кембридж.

Я чуть не поперхнулась.

– Это достаточно дорого, Макар.

– Знаю. Все запланировано пять лет назад, не беспокойтесь.

Наверняка сын какого-нибудь нувориша. У них и впрямь все запланировано.

– Основательный подход. Там и останешься?

– Нет, зачем? Получу достойное образование и вернусь в Россию.

Очень серьезный ребенок. Что ни говори, а среди людей порой попадаются забавные экземпляры. Жалко, что не могу сейчас протестировать его на способности Иного… такие ребята нам нужны.

Вслед за своим провожатым я свернула с вымощенной квадратными каменными плитками дорожки на узкую тропинку.

– Здесь короче, – объяснил мальчик. – Не беспокойтесь, я тут все знаю…

Я молча шла за ним – было темновато, приходилось полагаться лишь на человеческие способности, но его белая рубашка служила надежным ориентиром.

– Вон, огонек видите? – спросил Макар, оборачиваясь. – Прямо на него идите, а я побежал…

Похоже, мальчик просто-напросто решил надо мной подшутить… до огонька было метров триста по густо заросшему парку. Будет ему повод похвастаться перед друзьями: завел новенькую воспитательницу в кусты и там бросил…

Но едва Макар сделал шаг в сторону, как зацепился за что-то ногой и с удивленным возгласом упал. Я даже злорадствовать не стала – так это было смешно.

– Ну вот, а говорил «все знаю», – не удержалась я.

Он даже не ответил – сопел, растирая разбитую коленку. Я присела рядом, заглянула в глаза:

– А ведь ты надо мной хотел подшутить. Верно?

Парнишка взглянул на меня – и быстро отвел глаза.

Пробормотал:

– Извините…

– Над всеми так шутите? – спросила я.

– Нет…

– Чем же я удостоилась такой чести?

Он ответил не сразу.

– У вас вид был… очень самоуверенный.

– Еще бы, – легко согласилась я. – Добиралась с приключениями. Чуть не убили по дороге, честное слово! Но выкарабкалась. С каким же еще видом мне ходить?

– Извините…

С него окончательно слезла и вся серьезность, и вся самоуверенность. Присев рядом, я попросила:

– Покажи коленку.

Он убрал руки.

Сила. Я знала, что она есть. Я почти чувствовала ее, бьющую из мальчишки силу: рожденную болью, обидой, стыдом, острую и чистую… Я почти могла ее взять – как любая темная Иная, чья сила – чужая слабость.

Почти могла.

Все-таки это было еще не то, что надо. Макар сидел, стиснув зубы и не издавая ни звука. Держался – и держал силу в себе. Это – слишком много для меня сейчас…

Я достала из сумочки тонкий фонарик-ручку, посветила.

– Ерунда. Хочешь, пластырем залеплю?

– Да не надо, само пройдет…

– Как знаешь. – Я поднялась, посветила вокруг. Да, трудновато будет найти дорогу к теплеющему вдали окошку… – Ну так что, Макар? Убегаешь? Или проводишь меня все-таки?

Он молча встал и пошел вперед, я двинулась за ним. Уже у самого здания, оказавшегося совсем не маленьким – двухэтажный каменный особнячок с колоннами, – Макар спросил:

– Расскажете дежурному?

– Про что? – Я засмеялась. – Вроде как ничего не было, мы мирно прогулялись по аллее…

Он посопел секунду, потом сказал еще раз, причем куда с большей искренностью:

– Извините. Я глупую шутку придумал.

– Лечи коленку, – посоветовала я. – Промыть не забудь и йодом смажь.

Глава 4

За стенкой шумела вода – дежурный по лагерю, извинившись, вышел умыться. Разбудила я человека, мирно дремавшего под сипение дрянного китайского магнитофона. Не понимаю только, как спать под Высоцкого? Впрочем, на этой мыльнице только бардов и можно слушать.

Будут и стихи, и математика,
Почести, долги, неравный бой…
Нынче ж оловянные солдатики
Здесь, на старой карте, встали в строй.
Лучше бы уж он держал в казарме их,
Но как на войне, так на войне —
Падают бойцы в обоих армиях
Поровну на каждой стороне.

– Все, прошу прощения… – Дежурный вышел из крошечной ванной, еще вытирая лицо казенным вафельным полотенцем. – Сморило меня.

Я понимающе кивнула. Магнитофон продолжал играть, услужливо добавляя Высоцкому лишней хрипотцы:

Может быть, пробелы в воспитании,
Иль в образованье слабина?
Но не может выиграть кампании
Та или иная сторона.
С совестью проблемы окаянные,
Как перед собой не согрешить?
Тут и там солдаты оловянные,
Как решить, кто должен победить…

Поморщившись, дежурный по лагерю убавил звук почти до неразличимости. Протянул руку:

– Петр.

– Алиса.

В его рукопожатии, крепком, будто он с мужчиной здоровался, сразу чувствовалась дистанция. «Только-рабочие-отношения…»

Ну и прекрасно. Особого вдохновения этот невысокий, худощавый, сам на подростка похожий человек у меня не вызывал. Разумеется, я собиралась завести на время отдыха любовника, но лучше кого-нибудь помоложе и посимпатичнее. Петру же было никак не меньше тридцати пяти, и даже без способностей Иного его можно было читать как открытую книгу. Примерный семьянин – в том смысле, что жене почти не изменяет, пить не пьет и курить не курит, воспитанию ребенка, скорее всего – единственного, уделяет должное время. Ответственный человек, любящий свою работу, толпу сопливых малышей или хулиганистых подростков ему можно доверить без опаски: сопли вытрет, по душам поговорит, бутылку водки отберет, лекцию о вреде курения прочтет, нагрузит и работой, и отдыхом, и моралью.